С первого же дня Пасхи, на протяжении всей Светлой седмицы, в деревнях служили так называемые пасхальные молебны, причем духовенство расхаживало по крестьянским избам в сопровождении оброшников и оброшниц, или так называемых богоносцев. Оброшников вербовали чаще всего из стариков и старух, которые дали обет всю пасхальную неделю «ходить под Богами», или желали своим усердием вымолить у Бога какую-нибудь милость: чтобы перестала трясти лихорадка, чтобы сына не взяли в солдаты, чтобы муж не пьянствовал, не дрался во хмелю и не бил домочадцев. Но очень многие из мужиков брались «носить Богов» исключительно с целью выпить за чужой счет.

Все оброшнкки, прежде чем приступить к делу, обязательно просили благословения священника. И только когда священник разрешал, принимались за свои обязанности. Один носил свечи для продажи, другой — кружку, в которую собирал деньги «на Божью Матерь», третий носил другую кружку, куда причт складывал весь свой доход, предварительно записав его на бумаге. Четвертый оброшник, наконец, носил кадило и прикладывал ладан (этот последний оброшник считался крестьянами самым почетным: в редком доме ему не подносили стакана с выпивкой). Все оброшники были подпоясаны белыми полотенцами, а оброшницы, кроме того,
повязывались и белыми платками, в память святых жен мироносиц, которые, по мнению крестьян, были также покрыты белым. Когда все «богоносцы» выстраивались у церкви, появлялся священник, и вся процессия с пением «Христос воскресе» под колокольный звон шла в первый, ближайший от храма двор.

К этому времени в избе перед иконами зажигали свечи, стол покрывали белой скатертью, на стол клали ковригу, а под угол скатерти насыпали горсть соли, которая по окончании богослужения считалась целебной при болезнях скота. Хозяин дома, без шапки, выходил навстречу гостям, а молодица, с пеленою в руках, встречала на пороге избы божью матушку и все время держала икону на руках, пока духовенство служило молебен.

Во время молебна мужики считали, сколько раз пропели «Иисусе, Сыне божий», и если меньше двенадцати раз, то хозяин выговаривал священнику: «Ты, папаша, только деньги с нашего брата брать любишь, а сполна не вычитываешь». Но зато к чтению кондаков крестьяне относились с большим равнодушием, и если священник не дочитывал до конца каждый кондак, то хозяева не обижались.

Кроме молебна в избе многие крестьяне просили отслужить еще один молебен на дворе, в честь святых, покровительствующих домашним животным: Власия, Мамонта, Флора и Лавра. Для этой цели на дворе ставили столы, накрывали их скатертями, а поверх клали «скотскую» пасху, предназначенную для домашних животных. После молебна эту пасху разрезали на мелкие куски и отдавали
домашним животным и птице. Скатерть, на которой стояла пасха, псаломщик подбрасывал высоко вверх: чем выше он подбросит, тем выше уродится лен. По окончании молебна наиболее благочестивые крестьяне просили священника благословить их «повеличать «Успение Божью Матушку», и если священник благословит, пели свою молитву.

По окончании этого песнопения иконы выносили со двора, матери клали в воротах детей для исцеления от болезней, а взрослые только нагибались, чтобы над ними пронесли образа. Но если в каком-нибудь дворе богатый хозяин заказывал молебен с водосвятием, то матери умывали детей святой водой, утирали полотенцем и вешали его на божью матерь (то есть жертвовали) или же утирали концом холста, который также жертвовали на церковь. Кроме того, при водосвятных молебнах многие крестьяне снимали с себя кресты, погружали их в освященную воду и затем лили эту воду прямо в рот или на глаза.

Старухи, не ограничиваясь этим, брали самый венчик, которым кропил священник, и обрызгивали те места на своем теле, где чувствуют боль, но прежде всего брызгали в пазуху. Молодые матери, кормящие детей, обмывали святой водой грудь, чтобы больше было молока и чтобы люди не сглазили.

Хождение с иконами продолжалось по всем дворам до самого вечера первого дня святой Пасхи. А на второй день, после литургии, которая кончалась очень рано, иконы несли в дома причта. После молебна в доме священника крестьяне получали угощение от своего духовного отца. После этого иконы несли по ближайшим и дальним деревням.

Нередко оброшники напивались до того, что к вечеру валялись где-нибудь в сенях, на крыльце, а то и просто посреди деревенской улицы. Над такими оброшниками парни не упускали, конечно, случая поиздеваться: они клали им в рот тертого хрена, завязывали глаза, надевали на голову бабьи повойники и покрывали рваными юбками. Иногда даже женатые мужики окатывали водой пьяных оброшников или лили им на голову квасную гущу, залепляя нос, глаза, уши.

Иконы на ночь приносили на хранение в училище или в дом какого-нибудь зажиточного и уважаемого крестьянина. Нередко случалось, что по ночам в помещении, где хранились иконы, прихожане уже сами от себя устраивали нечто вроде всенощного бдения: старухи со всей деревни, богомольные мужики и девушки, вымаливающие хороших женихов, собирались сюда, зажигали свечи, пели молитвы и коленопреклоненно молились Богу. В стародавние времена сюда же приносились маленькие кувшинчики с медом и свечи, которые ставили перед образами на стол для поминовения умерших. Но позже кувшинчики были строжайшим образом запрещены высшими духовными властями.