Анна МИСЮК

Шел 30-й год ХХ века. Лето. Илья Ильф записал в блокнот: «В фантастических романах главное это было радио. При нем ожидалось счастье человечества. Вот радио есть, а счастья нет».
Радио к тому времени уже вошло в бальзаковский возраст, уже не менее четверти века, как радиосвязь и радиовещание, укоренившись, разрастались и расцветали. Кто знает, какая радиопередача навела Ильфа на эту грустную мысль. Возможно, «чтение с выражением» передовой статьи из газеты «Правда», повествующей об успехах коллективизации. Возможно – что-нибудь другое... радио тогда слушали внимательно. Передачи все были студийные, иногда – трансляция концерта «из зала». Цар­ствовал прямой эфир. Музыкантов приглашали в студию. Так, первый симфонический оркестр Одессы был вовсе не филармоническим, а... оркестром радиокомитета.

По радио неправды не скажут (Народная мудрость)

Официальная информация, концерты, поэтические чтения, спектакли, разыгрываемые «перед микрофоном», короткие просветительские лекции. Сетка программ была жестко расписана. В старых детективах не редкость, что человек доказывает свою непричастность к преступлению тем, что слушал, дома ли, в баре ли, какую-то радиопередачу. На интересные передачи ходили в гости к тем, у кого был хороший приемник (редкость), старались не опаздывать к началу. Повторов не было. Начинались передачи, как правило, вечером после рабочего дня. Выходной день тем и отличался, что уже с утра можно было повернуть ручку репродуктора и... раздавались радостные песни.

Именно такое счастье обещали фантастические романы конца девятнадцатого века. Представляете? Уходят в море корабли и не пропадают, а поддерживают невидимо таинственную связь с берегами. Морской странник, исчезнувший за горизонтом, не исчезает – пусть на время – из жизни. Он может сообщить о своей судьбе, может позвать на помощь. Экспедиции, исследующие север, необжитые отдаленные джунгли, пустыни, льды, горы – то же самое. Общечеловеческое пространство растягивается в страховочных канатах из невидимых колебаний, радиоволн. Радиоволны – мосты через неизведанное. Нет больше диких углов. В глухую провинцию приходят голоса вождей, ученых, артистов. Вот оно ожиданное «счастье человечества» – фантастика в этом не обманула. Правда, что вместе с тем и от беды в углу не отсидеться. Покорные радиоволны разнесут все, чем нагрузит их человечество.

Радио оказалось универсальным и вездесущим. Представляете культурный шок, пережитый поколением, для которого легендарный «эфир, струящий зефир», оказался пронизан невидимыми струнами, заполненным голосами? Представляете любителей романса, которые привыкли напевать, что «песнь моя, лети с мольбою тихо в час ночной» или, скажем, в «край род­ной»– а тут песнь взяла и полетела и в ночной час, и в дневной, и в разные края од­нов­ре­мен­но. Это нужно было пе­ре­жить и переживали посте­пенно, не сразу...

Детство мое пришлось на перелом радио– и телевизионной эры. Для меня радио было естественным спутником повседневности. Но еще для моих родителей дело обстояло иначе. «Тебе что, скучно? Так найми музыку». Я удивлялась: почему мама просто не скажет: «включи радио!». Мама повто­ряла старую приговорку тех времен, когда живые музыканты встречались чаще, чем радиоприемники или реп­ро­дук­то­ры. Я помню весну 1961 года, когда нас, пер­вок­лас­сни­ков, забрали с уроков и повели на Соборную пло­щадь, где возле памятника Во­рон­цову (а на самом деле вокруг укрепленного на столбе репродуктора) толпилось множество людей; все слушали как рупор с неба сообщал о первом человеке в космосе. Радиоголос царствовал над площадью. Больше я никогда ничего подобного не видела и не переживала. Во-первых, стала старше, а во-вторых, не ходила на демонстрации. Радио моей жизни – это радиола ВЭФ-Аккорд, которая прилежно, сквозь хрип и треск глушилок доносила до нас голоса из-за границы, из-за «железного занавеса». Радио прилежно творило свои чудеса, то есть, раздвигало границы мира и перебрасывало информацию мгновенно и на далекие расстояния, а люди делали свое – пытались обуздать и поставить преграды этим вездесущим и несущим неразрешенную и свыше властями неутвержденную информацию, музыку, анекдот и т.д.

Если сейчас сказать «глушилка» – молодые люди подумают, что это деталь автомобиля или пистолета. А это были специальные устрой­ства, которые должны были блокировать западное вещание на территории СССР. Глу­шил­ки паразитировали в диапазонах, отведенных раз­ным «ра­дио­го­ло­сам». В Одес­се глу­шил­ки располагались где-то за автовокзалом. Я жила когда-то в том районе, так страшно было и утюг включать, потому что треск и вой издавали любые динамики – даже выключенные проигрыватель и телевизор. Однако радио свободнее ТВ, его трансляции можно глушить, но обуздать нельзя. Вдни антигорбачевского путча 1991 года, когда телевидение транслировало только балет «Лебединое озеро», мы привычно приникли к радиоприемникам, стараясь не упустить ни одного судьбоносного слова из горячих репортажей с места событий.

Сейчас, когда радио превра­тилось в постоянно действующий кошмар пассажиров маршрутных такси, которые, сколько бы ни длилась поездка, должны выслушивать туповатые импровизации ди-джеев, жуткие песни формата попса-FM и, в лучшем случае, скороговорку невнятных трехминутных выпусков новостей – все, на что способны любимые станции наших водителей, то трудно, но необходимо помнить, что радио дано нам для счастья...

А еще говорят, что сто лет назад спросил некто у Эйнштейна, как понять, что же такое радио? И Эйнштейн ответил: «Представьте себе такую длинную кошку, что если наступить ей на хвост в Париже, то она замяукает в Нью-Йорке. Представили? А радио – это то же самое, но без кошки».